Охота на скунса - Страница 6

Так началась операция, которую Андрей Кириллович только для самого себя в собственном микрокомпьютере назвал «Охота на Скунса». Он не знал, как долго эта операция продлится, не представлял, чем для него обернется, когда сильными пальцами, которые легко ломали грецкий орех, набирал личный код на мелкой клавиатуре, а дотом еще дополнительный код на новый файл, причем неточно набранный этот второй код одновременно являлся командой на немедленное уничтожение всего файла.

Перспективы современной биологии

– Сегодня мы поговорим о тех перспективах, которые открывает перед нами современная биология.

Ольга не обратила особого внимания на невысокую женщину в очках, севшую на пустое место в среднем ряду. На Ольгины уроки приходили часто, иногда даже без предупреждения, и она давно уже этому не удивлялась.

Она собиралась провести урок, посвященный современным проблемам биологии. Ольга говорила о бурном развитии генетики и ее ответвления, генной инженерии, о тех горизонтах, которые сейчас еще только приоткрылись перед человечеством, упомянула и о несколько ином понимании эволюции в современной науке.

– Приходится пересматривать многие положения теории Дарвина, и, по существу, она до сих пор остается фактически не стопроцентно доказанной гипотезой, – говорила Ольга.

Она и не смотрела в сторону дамы в очках, которая, услышав о критике Дарвина, то ли поморщилась, то ли иронично улыбнулась.

Ольга же перешла к генной инженерии, к клонированию, и спросила класс, каким, по их мнению, может стать мир в ближайшем будущем.

– Не будет наследственных болезней, плохой ген будут выбивать еще у зародышей, – сказал Володя Грушин. – Все будут здоровыми.

– По отношению к людям обычно говорят не зародыш, а эмбрион, – заметила Ольга. – Еще какие будут мнения?

– А по-моему, нельзя вмешиваться в генетический код человека, да и животных тоже, – запротестовала Даша Пославская. – Это может привести неизвестно к каким последствиям. Этого нельзя делать, и такие эксперименты надо запретить, причем в масштабах всей планеты!

– Ты рассуждаешь, как средневековые фанатики, – ответил Володя. – Может быть, тех, кто занимается генетикой, на кострах сжигать, чтобы другим неповадно было?

– Ты додумай, к чему это может привести? – закричал кто-то в колонке у окна.

– Так убирать будут только плохие гены, – отстаивал свою точку зрения Володя. – Ген диабета, например.

– А я слышала, что есть ген преступности, – сказала Ася Кораблева. – Если его убрать, то и преступников не станет.

– Гениев тогда, может быть, тоже не станет.

– Лучше без гениев, чем с преступниками!

– Тогда вообще весь прогресс остановится!

– А куда еще прогрессировать? Хватит с нас техники! Все уже отравили!

– Ретроград!

– Прогресс остановить невозможно!

– И все-таки она вертится!

Давно уже кричали все, кроме тетки в очках, которая только качала головой, насмешливо поджав губы.

Диспут перерос в нестройный ор, а ему не место в школе. Ольга подняла руку. К сожалению, наведение моментального порядка не было ее сильной стороной. Минут пять, если не все десять, ей пришлось перекрикивать ребят, но наконец порядок был восстановлен.

– Разумеется, попытка изменить генный код человека может привести к непредсказуемым последствиям, – сказала Ольга. – И ученые, которые занимаются подобными исследованиями, просто обязаны понимать, какую огромную моральную ответственность они несут. В то же время мы понимаем, что остановить прогресс в науке невозможно, и уж тем более запретительными методами. В нашей стране как раз был проделан такой опыт. Вы знаете, что генетика, как, кстати, и кибернетика, из которой вышла наша компьютерная техника, была объявлена в СССР буржуазной лженаукой и всякие исследования по этой тематике были категорически запрещены. Что, разумеется, отбросило нашу науку назад настолько, что мы до сих пор отстаем. И тем не менее даже в условиях строжайших запретов люди работали. Тайно, рискуя подчас жизнью. Научные исследования для настоящих ученых – это не работа, которая делается за зарплату, это необходимость.

– Наркотик, – заметил Володя Грушин.

– Я не стала бы сравнивать научную одержимость с наркотической зависимостью.

– Это если широко понимать, – улыбнулся Володя. Дальше урок пошел своим чередом, но под конец кто-то, кажется, Даша Пославская, спросил:

– А вот, Ольга Васильевна, скажите, правда, что генетика опровергла Дарвина? Что на самом деле нет никакого приспособления видов, потому что генетический код не может измениться из-за внешних условий.

Ольга улыбнулась. Ей нравилось, когда ученики мыслили.

– Ну, естественный отбор все-таки в определенных рамках может иметь место. Выживают некие особи, наиболее подходящие к данным условиям, и передают дальше свои гены. В результате происходит и генетический отбор. Сложнее с образованием совершенно новых видов. Как именно предки кита утратили конечности, пока не вполне понятно. Также не все ясно и в эволюции «хомо сапиенс», человека разумного. У нас с шимпанзе девяносто шесть процентов общих генов. Разница – всего четыре процента; просто поразительно, насколько это все меняет.

– Но скажите, Ольга Васильевна, разве это не странно? – настаивала Даша. – Вот вам самой это не удивительно?

– «Странно», «удивительно» – таких слов в науке нет. Можно сказать «недостаточно изучено» или «не доказано», – ответила Ольга.

– А вдруг не было никакой эволюции?

– И все виды созданы Богом? – с улыбкой поинтересовалась Ольга.