Шаман уже давно разглядел в Антонии способность разговаривать с духами без какого бы то ни было камлания. Это случалось не каждый день, но однажды спасло шаману жизнь.
Все произошло в самом Баргузине, когда и церковь, и поповская семья были целехоньки. Шаман приехал в очередной раз в гости. А священник был в печали – у него только что украли рыболовные снасти, и он не мог теперь засолить рыбу на зиму.
– У Захара надо смотреть в клети, – встрял в разговор взрослых попенок, но отец тут же шуганул его: детям в те времена было не положено подавать голос, когда беседуют взрослые.
– Сейчас тебе помогу, – сказал шаман и вынул свой охотничий нож.
Он привязал нож к шнурку, дал ему покачаться и попросил священника мысленно идти вдоль улицы, перечисляя дома, а также хозяев.
Едва поп назвал дом Захара, нож дошел описывать круги по часовой стрелке. Опыт повторили, и снова нож отметил именно тот дом, который назвал Антоний.
Отец стал называть помещения: светелка, кухня, клеть, хлев, баня, сарай. Нож мгновенно отзывался на слово «клеть», а на другие – не реагировал.
Позвали Антония, который и не уходил далеко, стоял за дверью, подглядывая в щель.
– Ты почему назвал дом Захара? Или тебе кто сказал про снасти в его доме?
Оказалось, что Антоний ничего не знал до разговора. Но почему-то представил именно его хозяйство и в клети мысленно увидел знакомые сети.
Священник, не откладывая, отправился к Захару. Тот был пьяноват и сначала хорохорился, а потом вдруг покаялся, начал целовать попу руку и принес краденые снасти.
– А сын-то у тебя – не простой человек! – сказал шаман, когда снасти были водворены на место.
– Совпадение, обыкновенное совпадение, – отмахнулся священник. – Думал его в Иркутск отправить, в семинарию, так ее советская власть закрыла.
А утром случилось другое чудо.
Шаман засобирался домой. И стал снаряжать свою лосиху, на которой ездил верхом. Лосиха эта была знаменита на всю округу. Шаман воспитал ее с телячьего возраста, и она была сильней и умнее, чем якутские косматые лошаденки, с виду похожие на ту диковатую породу, которую открыл Пржевальский.
– Задержался бы ты, – сказал вдруг паренек, – не надо сегодня ехать, поезжай завтра.
Другой бы отмахнулся от слов ребенка, но шаман был человеком чутким к знакам жизни и решил остаться.
В тот день по тайге прошел редкостный смерч, и как раз там, где собирался проехать шаман, навыворачивало огромные деревья, погубив на своем пути все живое – и человека и зверя.
Прежде эвенков на военную службу не брали. Антоний, усыновленный шаманом, был записан эвенком. Неведомым образом в нем соединились те познания, которые спешили, словно предчувствуя беду, передать ему мать и отец, с наукой жизни в тайге, что преподал ему шаман. Второй учитель не затрагивал символ православной веры, но при этом учил общению с духами и слиянию с природой: с деревом, с птицей, с цветком. Потом, уже после гибели шамана в читинской тюрьме, на несколько лет появился в стойбище и третий учитель – молодой человек из русских, по имени Михаил Григорьевич. Он, как и отец Антония, горел мечтой просветить эвенков, только теперь уже не светом православной веры, а современными знаниями. Молодой человек создал кочевую школу и поделился с Антонием теми немногими книгами, что привез с собой в тяжелом заплечном мешке. Говорили, что потом его тоже увезли в тюрьму, но убить не успели, потому что умер вождь всех народов товарищ Сталин. Выпущенный из тюрьмы молодой человек вырос в большого профессора в Ленинграде.
С началом Великой Отечественной войны, когда власть стала призывать на фронт все нации и народы, отправился воевать и Антоний.
– Рад приветствовать вас, дорогой друг! На этот раз человек, так похожий на Скунса, выводил текст в своем мини-компьютере на экран.
– Хочу сообщить приятную новость. Клиент из Страны восходящего солнца просил передать вам свою благодарность за красиво исполненный заказ и в знак признательности добровольно увеличил ваш гонорар в полтора раза.
– Приятное приятно слышать, уважаемый посредник.
– Возможно, скоро от него последует еще один заказ.
– Что ж, ответьте ему, что я готов. Тот, с кем имела дело моя собачка, и в самом деле был большим негодяем.
– Такая уж у вас работа, дорогой друг.
– Уважаемый посредник, не могли бы вы выполнить мою новую личную просьбу. Мне нужны, как всегда, по возможности исчерпывающие данные на директора детского дома в Павловске. Дом для детей с проблемами интеллекта.
– Хотите заняться педагогикой и стать Песталоцци?
– Да, что-то вроде этого.
– Заказ принял, дорогой друг. До следующей встречи.
– Желаю удач, уважаемый посредник.
Эта беседа у человека, так похожего на Скунса, была по дороге в Павловск. Когда-то, несколько эпох назад, тамошний парк он считал своей родиной. А пятиэтажное здание неподалеку за невысоким забором было для него единственным родным домом.
По дороге на фронт Антоний многое увидел впервые. Увидел бесконечной длины чугунные рельсы, которые, если верить словам командиров, соединяли Тихий океан с Атлантическим. Увидел паровоз, телячий вагон с наспех сколоченными нарами, куда укладывалось непомерное множество солдат, а также увидел разные орудия для убийства человека: пулемет, пушку, танк.
Он входил в состав тех самых сибирских дивизий, которые в начале зимы сорок первого помогли отогнать от Москвы захватчиков.
Самым трудным для Антония оказалось убить человека.
– Плохо – убить дерево. Еще хуже – убить рыбу. Совсем плохо – убить зверя или хозяина тайги, медведя, – учил Антония шаман. – И никогда нельзя убивать человека. Бог твоего отца запретил убивать. И наши духи тоже сильно гневаются, когда один человек убивает другого.